«Одним словом, жизнь его уже коснулась тех лет, когда все, дышащее порывом, сжимается в человеке, когда могущественный смычок слабее доходит до души и не обвивается пронзительными звуками около сердца, когда прикосновенье красоты уже не превращает девственных сил в огонь и пламя, но все отгоревшие чувства становятся доступнее к звуку золота, вслушиваются внимательней в его заманчивую музыку и мало-помалу нечувствительно позволяют ей совершенно усыпить себя».
Про меня?
Про меня.
И лет жизнь коснулась. И чувства отгорели. И никакого тебе огня и пламени, а одна только зола бывших дерзаний и терзаний, взлетов и полетов во сне и наяву. А золото на счетах и кредитных карточках звенит себе потихоньку, усыпляя и одурманивая. Не очень-то много его, золота, хотелось бы побольше, но кое-что звенит же, не сравнить с тем, что было лет каких даже десять назад, когда ни про какие тысячи в свободно конвертируемой валюте никогда и не мечталось.
А самое-то страшное, что «полет нормальный», что эта заманчивая музыка на мотивы, намурлыканные Гобсеком и скупым рыцарем, для души действительно намного приятней, чем бунтарские рок-н-рольные напевы семидесятых «оттуда» и восьмидесятых «отсюда».
Может, «честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой»?
Стоп!
Но если эти слова все-таки что-то пережимают где-то там в душе, откуда слезы идут, если при чистосердечном признании о всей приятности музыки пиастр и дублонов, кредиток и кредитов все-таки что-то в этой душе скромно заказывает другую музыку (правда, нечем ему переплатить эти пиастры и дублоны), значит… все может повернуться вспять? Значит, и в эти лета, которых жизнь уж куда как надежно коснулась, все-таки может прикосновенье красоты развеять чары прагматики, может могущественный смычок дойти до всей души целиком и разбудить ее всю, без остатка, чтобы она проснулась ото сна душой цельной, в одном экземпляре, а не такой двоедушной или двадцатидушной, как она есть сейчас, во сне своем? А если может душа это все услышать и так ее могут эти слова прищемить, то не проснулась ли она уже?..
…Пискнуло из компьютера полученное письмо в рабочей папке. Это письмо надо было сразу читать, на него надо было сразу отвечать и сразу надо было им заниматься…
«Ладно, потом додумаю, когда разберусь с работой. А пока „поспим“ еще немного. Некогда пока вставать. Поспи, душа. Дела, родная!» | In a word, by now his life has been skirting the years when all breath of spontaneity in a man has shriveled; when the mighty bow’s music has lost its ability to reach the soul and fails to coil its piercing sounds about the heart; when beauty’s touch no longer causes virginal powers to turn into fire and brimstone; instead, all these burnt-out senses perceive gold’s ringing more readily, heed more closely its seductive music, which, as they allow it, gradually and imperceptibly, puts them to sleep entirely. Is it about me? It’s about me. Yes, my life is skirting that time. Yes, my senses are burned out. And none of your fire and brimstone in sight, just ashes of former trials and torments, soaring ascents and lofty glidings, whether in a dream or while awake. Meanwhile, the gold in all those bank accounts and on credit cards rings softly, putting me to sleep, drugging me. Not that there is a lot of it, I mean gold, one would wish for more, but there is some, ringing, no comparison with what used to be just ten years ago, when one could hardly dream of thousands in freely convertible currency. But what’s truly awful is that this is the “normal course of events,” and this seductive music, whose leitmotifs had been hummed by Gobseck and the Miserly Knight, is a lot sweeter to the soul than the subversive rock-and-rolling airs caught in the seventies from “over there,” and overheard in the eighties “over here.” Perhaps, in a poet’s words, “ praise the madman, bestowing the blessing of a golden dream on our kind”?* Stop! What if within soul’s recesses these words do wring something, somewhere, where tears are born? What if after candidly confessing to all the sweetness of the music of piastres’ and doubloon’s, credit cards and credits, in spite of it all, something within this soul shyly commissions a different kind of music (while, truth be told, it cannot match the worth of those piastres and doubloons) - does that mean…. that it all can turn around? Does it mean that even at my age, having been thoroughly worked on by life, the touch of beauty is still capable of dispersing the charms of pragmatism, and the mighty bow can reach the soul completely and awaken it whole, with no part untouched, so that it would rise from its slumber, a wholesome soul, all in one piece, speaking in one tongue, not forked into two or twenty as it does now while asleep? And if my soul can hear all this and if these words can grip it to such an extent, could it mean that it’s wakeful already? …A chirp from my computer signals a new message in my inbox. I must read this message right away, answer it immediately, act on it without delay… “OK, I’ll think it through later, when I’m done with my work. Meanwhile, let’s “slumber” some more. No time for awakening yet. Rest up, my soul. I’m busy, love.” * A popular quote from V. S. Kurochkin’s loose translation of Pierre Jean Béranger’s song “Madmen” – “Les fous.” In the original, the dream is a “happy” one, not “golden.” (T.N.)
|