The floor was of smooth, white stone; the chairs, high-backed, primitive structures, painted green: one or two heavy black ones lurking in the shade. In an arch under the dresser reposed a huge, liver-coloured bitch pointer, surrounded by a swarm of squealing puppies; and other dogs haunted other recesses.
The apartment and furniture would have been nothing extraordinary as belonging to a homely, northern farmer, with a stubborn countenance, and stalwart limbs set out to advantage in knee-breeches and gaiters. Such an individual seated in his armchair, his mug of ale frothing on the round table before him, is to be seen in any circuit of five or six miles among these hills, if you go at the right time after dinner. But Mr. H forms a singular contrast to his abode and style of living. He is a dark-skinned gipsy in aspect, in dress and manners a gentleman: that is, as much a gentleman as many a country squire: rather slovenly, perhaps, yet not looking amiss with his negligence, because he has an erect and handsome figure; and rather morose. Possibly, some people might suspect him of a degree of underbred pride; I have a sympathetic chord within that tells me it is nothing of the sort: I know, by instinct, his reserve springs from an aversion to showy displays of feeling- to manifestations of mutual kindliness. He'll love and hate equally under cover, and esteem it a species of impertinence to be loved or hated again. No, I'm running on too fast: I bestow my own attributes over liberally on him. Mr. H may have entirely dissimilar reasons for keeping his hand out of the way when he meets a would-be-acquaintance, to those which actuate me. Let me hope my constitution is almost peculiar: my dear mother used to say I should never have a comfortable home; and only last summer I proved myself perfectly unworthy of one. | На ровном полу из светлого камня расставлены были стулья – незатейливые, с высокими спинками, окрашенные зеленым, и еще парочка черных, массивных, пряталась по углам. В арочной нише, у комода, развалилась среди своего поскуливающего потомства крупная охотничья псина коричневого окраса, и вообще дом наводнен был собаками.
Обстановка комнаты не показалась бы необычной, будь ее хозяином неотесанный фермер-северянин с написанным на лице упрямством и в обтягивающих икры гетрах. Пополудни, прогулявшись миль на пять-шесть окрест, всякий приметил бы не одного такого персонажа, уютно пристроившего на круглом столике кружку эля. Но мистер Хитклиф - полная противоположность своему месту обитания и образу жизни. По-цыгански смуглый лицом, нарядом и манерами он выглядит как истинный джентльмен (в той мере, в какой можно назвать благородным сельского сквайра): в чём-то он небрежен, но это не бросается в глаза из-за его гордой осанки и общей благовидности, впридачу держится он отстраненно. Иные заподозрили бы его в спеси от дурного воспитания, но я лично питаю к нему слабость и сомневаюсь, что это чванство. Как подсказывает мне чутьё, он просто не любит выставлять свои чувства напоказ, проявлять ответное добросердечие. Он в равной мере утаит что привязанности свои, что ненависть, а встречные чувства - как неприязнь, так и расположение - сочтет развязностью. Впрочем, тут, возможно, я тороплюсь и непроизвольно наделяю мистера Хитклифа собственными чертами, меж тем как у него могут быть совсем иные, неведомые мне причины не подавать руки при встречах с новыми знакомцами. Хотелось бы верить, что мой характер в своем роде особенный: матушка говаривала, что не суждено мне обзавестись уютным домом, и уже прошлым летом яснее некуда подтвердилось, что и я впрямь его не достоин. |